Менее благонравная жизнь
Никто не умеет так кутить по ночам, как это умеет делать Алекс Джеймс - отчасти потому, что эти его кутежи в последнее время проходят на крыше - да, буквально, на крыше клуба Groucho. Корреспондент Select, отпустив клевую сорокавосьмичасовую щетину, и нагнав на свою особу легкое облако неопределенного рода порочности, отправился в царство известного "факинг гребаного дебиловатого гения и слабоумного алкоголика Сохо" (так он навскидку определяет себя самое; похвальная самокритичность), более знакомого миру под скромным именем Алекс Джеймс. Салют!
В Колонных залах тяжело колышутся пласты голубого сигаретного дыма. Время - одиннадцать вечера, и все только начинается в этом печально известном на щедрые порции спиртного клубе, облезлое, и отчего-то поэтому внушающее доверие старое здание которого давно является вторым домом для богемных алкоголиков, регулярно потребляющих здесь ровно столько, сколько требуется им, чтобы забыться.
Это был особый вечер. Неожиданными гостями появились здесь Кит Аллен и Дэмиен Хест (не столь уж и неожиданными, а вполне предсказуемыми, коль речь зашла об Алексе - как по мне - прим.перев.). Хор голосов крепчал, шампанское лилось рекой, резво выставлялись стекла и приканчивались хрупкие бокалы, а Алекс Джеймс выступил в весьма непривычной (хотя как знать) для себя роли бармена - редкая честь была оказана владельцу клуба, Майклу Уохасу (Michael Wojas).
За мной, читатель! Несмотря на многочисленные предосторожности, Алекс, спотыкаясь о каждую ступеньку узкой лестницы, выводящей к выходу в лондонскую Ее Величество Ночь, неожиданно отдает предпочтение соседней с мужской уборной двери. "Следуй за мной! - свистящим шепотом поясняет он и без того понятную любому стоящему журналюге ситуацию, - "Щас я всех круто приколю!". Проникнув внутрь уборной, он склоняется над сливным бачком (нет, не для того, о чем некоторые могли бы подумать. О, нет! Вы не знаете Алекса!), и очень, очень шумно открывает небольшое заднее окошко, выходящее как раз на...но что он делает! мгновение спустя товарищ дебиловатый гений и слабоумный алкоголик уже радостно скачет по скатам крыш Сохо! Театрально втянув в себя ночной воздух, Алекс с присущей этой стадии легкого алкогольного опъянения ловкостью и уверенностью в движениях начинает свое опасное путешествие по крышам следующих трех зданий - ориентируется он на доносящиеся даже сюда звуки небольшой попойки.
Нормальный мир, простирающийся в сорока футах прямо под нами, и ведать ничего не ведает, а Алекс уже возле одного из освещенных окон. Он стучится в стекло, какая-то официантка открывает ему, и вот мистер Джеймс, лукаво воскликнув "Па-ривееет, что ли!..", вваливается в помещение The Groucho Club, полное выражающих свой восторг и вообще респект аплодисментами известных бузотеров - чтобы снова хорошенько побезумствовать ночь напролет.
...Чашка каппучино, стакан томатного сока и оочень высокий графин с минеральной водой выстроены в рядок на барной
стойке нижнего зала клуба Groucho. Все эти напитки, разумеется, предназначаются Алексу Джеймсу. Время - 2 часа дня:
это наш полдень, но только утро для Алекса. Выглядит он подходяще: небрежно одет, небрит, заспан, буквально затерялся
в складках и фалдах огромной зеленого цвета парки, и копна его темных волос торчит на голове во все стороны, делая
Алекса похожим на странного мультяшного ангела. Он в полном беспорядке, но Бог мой, вот всем бы так выглядеть
"в беспорядке"! (проверяю автора - вроде пишет мужчина... значит, джеймсолюб... или пальцист... короче, наш человек.
- прим. перев.)). Из-под спутанной своенравной челки все так же блестят живые глаза, и еще целая куча всяких разных
алексоджеймсовских достоинств до сих пор выделяет его как редкого красавца - ну, если не считать двухдневной щетины
и пары лишних килограммчиков.
Алекс, само собой, похмелен, утомлен - и посему начинает нашу беседу со спонтанного осознания нескольких непреложных истин.
"Я тут недавно ознакомился с условиями моей страховки, - произносит он, становясь серьезным прямо на глазах, - "и понял, что вообще-то я за очень многое в ответе. Потом еще я поговорил с моим бухгалтером, и был прямо-таки не сказать, чтобы шокирован, но неприятно удивлен размерами текущих расходов на оплату такси, почтовых пересылок, еще там чего-то из сферы услуг... и все эти люди очень много знают обо мне. А я-то думал, я так просто веселюсь себе, и ничем особо не озабочиваюсь, а тут на тебе, жестокая правда жизни и все такое..." Он хохочет. Театральный, мъюзик-холльный, прекрасные_здоровые_зубы_прям_как_из_рекламы_обнажающий, даже шикарный, если вам угодно, смех. "Короче, пользуясь страховыми терминами, - прибавляет он, - "я безнадежный, неудачный объект инвестирования".
После 10 лет, проведенных в мире рока и ролла, в смысле - вы меня поняли, Алекс мог позволить себе в момент решиться былой знаменитой алексоджеймсовской гибкости, стройности, и даже, не побоюсь этого слова, алексоджеймсовской отощалости - все это с избытком было в его распоряжении еще пару лет назад, но он сохранил то свое по-хорошему спокойное чувство юмора, нужный процент нахальства и общительности, которые заставляют всякого, кто бы ни говорил с ним, свято и непреложно уверовать в успешность его грандиозных планов по сжиганию, например, лишнего веса путем покупки батута для тренировок. Его теперешняя наружность может на короткое время ввести вас в заблуждение, но вам потребуется еще меньше времени, чтобы осознать такую вечную и незыблемую аксиому, гласящую, что Алекс Джеймс всегда в игре.
"Когда в последний раз ты был в этом клубе?"
"Вообще-то прошлой ночью", - с легким вздохом признается он, - "специально приходил, чтобы сыграть пару партий в снукер с Дэмиеном... Ну вот, она только что унесла мою пепельницу". Наш аккуратист стряхивает пепел с сигареты в свой каппучино и заказывает себе еще один.
(правда, круче было бы, если бы он его еще и выпил после такого. Престижитатор несчастный. - прим. перев.)))
"Нравится мне это все... " - начинает он очередную порцию Невероятно Откровенных Признаний, лениво поводя зажженой сигаретой куда-то вправо - "в смысле, всегда мне нравилось вести такую жизнь... знаете, такую, какую ведут настоящие факинг дебиловатые гении и слабоумные алкоголики Сохо. Не желаете ли выпить?"
"Чашку чая, если можно".
"Какой-нибудь особый сорт?"
"Нет, нет, обыкновенный чай. В пакетиках".
"Да! Простой чай в пакетиках! Лучший, нах, выбор ваш! А все эти сдвоенные и растроенные бодяги - хня!.."
(ох, какая экспрессия. Между прочим, мало поддающаяся той самой адекватной русификации, так что не судите строго - прим. перев.)).
Если в последнее время в группе Blur наблюдается резкое *потрезвление и осерьезнивание* общего климата - ну, вы знаете, все эти экспериментальные заезды и отклонения от поп-курса в альбоме 13, в то время, как Грэм, кажется, окончательно капитулировал перед потребностью привнесения в свою музыку артистичного гитарного шума, характерного для американского lo-fi, а Деймон сотрудничает с британским композитором Майклом Нъюманом (Michael Nyman), работающем в минималистическом направлении, - Алекс остается Алексом, фактически тем самым человеком, который является отражением всех особенностей классических Blur - умен, привлекателен и по-британски язвителен. Или еще проще - Британец с головы до ног.
Пока Деймон жалуется на всевозможные беды и неприятности, которые должны по идее сопутствовать большому Blur-туру, затрагивающему весь мир, и даже Reading Festival, где Blur ожидаются в качестве самых желанных хэдлайнеров этого сезона, Алекс демонстрирует нам куда более трезвое видение ситуации, когда большая часть времени путешествия проходит в движении, на дороге. "Все эти причитания о том, что вы ничего не увидите таким макаром в бесконечных разъездах - факаный миф, придуманный скучными людьми из поганых групп". - поясняет он. - "все вы прекрасно увидите, если, конечно, не будете дрыхнуть всю дорогу."
На протяжении всей без малого десятилетней истории Blur, когда бы не случилось им вдруг находиться в опасной близости от трясины, в которую соскальзывают группы, давшие себе небольшую поблажку или много о себе возомнившие, Алекс всегда был рядом, под рукой, со своей неизменной ухмылкой и неизменно саркастическим мнением о чем ни спроси, и все та же сигарета все так же неизменно дерзко торчала в углу рта, и он, весь такой неизменный, всегда был готов проткнуть иногда непомерно раздувавшийся баллон претенциозности Blur. Занимательный микс из эдакого хамоватого типчика 30-х, писателя 50-х и рок-звезды 60-х гг., он может порассказать немало интересного, например, о том, что басисты - это просто пассажиры в воображаемом автобусе, который представляет из себя группа, где "они находятся явно не в водительском кресле".
В любом случае, даже если Алекс Джеймс всего лишь пассажир, он именно тот попутчик в долгом путешествии, о котором вы мечтали - с этой своей постоянной готовностью оживить поездку и развеселить вас - даже если порой он заходит слишком далеко. Как, например, получилось в 1992 году, когда "мое хреново поведение", как поясняет Алекс, было настолько невыносимым - он чересчур злоупотреблял тогда опасно отточенной рапирой своего остроумия, - что и кончалось в то время плачевно: шумными обидами-оскорблениями для окружающих, и хорошо известными двумя подбитыми глазами за вечер (по фингалу от Грэма и Дейва, соответственно) для самого Алекса.
Потом были его небезызвестные музыкальные сайд-проекты, в свою очередь, как кажется, сочиненные им специально для того, чтобы безошибочно точно напрячь своих коллег по группе. Между горькой, мрачноватой и двусмысленной концепцией альбома 'The Great Escape' который, как понятно сейчас, стал лебединой песнью бритпопа, и обнажением своей совершенно новой, анти-пересмешнической, лоу-файевской концепцией альбома-шедевра 'Blur', Алекс успел чуток порезвиться вместе со Стивеном Даффи ((Stephen Duffy), ну и Justin'а Welsh'а туда же) под именем группы-ради-проформы MeMeMe. И в то время, пока Деймон углублял и без того немелкие бездны своего отчаяния, случившегося по поводу разбитых многолетних любовных отношений, Алекс состряпал несколько свежих поп-творений с Китом Алленом и Дэмиеном Хестом в рамках Fat Les.
"Я - поп-отброс с ног до головы" - замечает Алекс. Он все еще восседает за барной стойкой, деликатно потягивая свою минералку, и произнося слова на тот его известный смешной, сонный и слегка протяжный манер (московский акцент?))). "А Fat Les - это был мой шанс сесть за руль, и найти, наконец, ответ на вопрос, который интересовал меня на протяжении всех этих 10-ти лет: "Было ли во всем этом что-то мое, или все это только благодаря усилиям остальных?" И все шло просто прекрасно до тех пор, пока не вышел этот кошмарный Naughty Christmas" (второй после Vindaloo сингл Fat Les - прим. перев.).
Алекс, кстати, написал еще и несколько песен для '13', но у него есть теория, объясняющая, почему мы никогда не смогли бы услышать эти песни в конечном итоге на альбоме.
"Это такое наказание за Fat Les." - поясняет он то, что и так понятно без лишних слов.
"У меня были песни. Я исполнял их Уильяму (Орбиту, продюссеру '13'), и ему они понравились. Но я понимал ситуацию, и даже не пытался предложить сыграть их остальным" - говорит он, добавляя шепотом к "остальным" непечатное ругательство. - "Теперь я понимаю, каково, должно быть, приходилось Джорджу Харрисону" (George Harrison, такой участник такой группы "Битлз").
"Что думает Деймон о Ките Аллене и Дэмиене Хесте?"
"Ну, - задумывается Алекс, - "Это что-то вроде ситуации, когда вашей мамочке не нравятся дети с той площадки, на которой вы вместе играете".
И все же несмотря на незначительный процент слегка наигранных мучений по поводу такого пренебрежения его талантами, и совсем вразрез с открытой ненавистью поп-деток ко всем этим артистичным шумовым эффектам в 13, Алекс решительно отказывается признать, что последний альбом Blur можно хоть в какой бы то ни было мере назвать претенциозным.
"О, нет! - протестует он, мгновенно выходя из себя, - "Нет, тут вам меня не подловить. Ни хрена он не претенциозный! Да вам в жизни не найти более попсового продюсера, чем Орбит, блин-нафиг!.. Я даже скажу так, что я всегда мечтал сделать такую вот запись, как эта, и чтобы я мог пойти в магазин, где продают все это hi-fi счастье, и все эти каззлины могли вывесить именно наш альбом на *Доску Почета Hi-Fi Рекорд-Индустрии*.
Запись звучит как поп-запись, и никак больше. Знаете, у каждого из нас есть такое воспоминание о любимой песне юности... ну, помните, такая песня, которая, как вы воображали, звучит словно само совершенство какое-то, а потом, через несколько лет, когда вам доводилось снова услышать ее, она оказывалась полным г...? Ну, что-то типа 'Bang Bang' Робертсона (BA Robertson), которую я помнил как классную песню, а на самом деле это такая жуткая хня... Думаю, я должен перезаписать ее".
Ну, у Fat Les достаточно опыта паясничества, чтобы сделать это.
"Да, он был смешной чувак, этот Робертсон, не так ли?"
Fat Les и 13 - это еще не все попытки Алекса проявить себя за последний год. Знаете ли вы, что он написал мюзикл? Хорошенько накоксовавшись (какое приятное выражение - прим. перев.))) водкой с лаймовым соком, и валяясь по этой причине на полу у своего давнего приятеля Джеза Баттерворта (Jez Butterworth), директора и писателя журнала Mojo, он прямо не меняя положения тела сочинил цикл песен о своей беспутной лондонской жизни (ну вот, а говорят, только Коксон коксит и под столом песни записывает - прим. перев.))). Действие начинается в шикарном ресторане Ivy, а заканчивается в нездорово позднем часу ночи в какой-то алконавтской берлоге под названием The Venus.
"Замысел основывался на Дантовских *Кругах Ада*, - объясняет Алекс, - "но как раз в это время Джез уехал в Австралию снимать новый фильм с Николь Кидман, так что все это отложилось, потом позабылось... не знаю, мюзикл, по-моему, это такой жанр, который требует повторного пересмотра."
Сейчас Алекс скрывается в Новом Баре Groucho, который находится на втором этаже клуба. Он сидит там в хорошеньком красном, сдизайнеренном под стоячий почтовый ящик кресле как раз под одной из невнятных картин (речь идет, видимо, о серии "разбрызганных" работ того периода - прим. перев.) Дэмиена Хеста. Он слегка ожил, и теперь занят тем, что пытается более-менее привести в порядок все впечатления его недавних лондонских ночей. Одна из которых, к слову, ознаменовалась вечеринкой с Салманом Рашди (Salman Rushdie), когда упомянутый товарищ как раз искал группы, которые могли бы исполнить несколько совершенно неудобоваримых-и-исполнимых песен из его рок-н-ролльного романа "Песок, по которому ты ходила" (The Ground Beneath Her Feet). Алекс вспоминает, как он, постучав писателю по голове, предложил альтернативу - он сам, лично, пишет Рашди песни, которые тот будет исполнять. Еще на той вечеринке присутствовали The Corrs - что уж им там понадобилось...
"Ты только делаешь шаг на порог, а у тебя уже вырывается: "Чтоб мне!.. Она такая секси!", а потом чем дальше, тем больше, и они становятся все сексуальнее, и сексуальнее".
Алекс любит эту лондонскую жизнь. В отличие от остальных участников группы, он неохотно выезжает за город, и все еще предпочитает всяким Кантри Хаусам свой дом в Ковент-Гардене, где проживает с герлфрендой Жюстин.
"Мне нравится жить здесь, в Вест-Энде, потому что я могу позволить себе быть пунктуально мелочным и брезгливым". - объясняет он, - "Когда вы едете в деревню, и там нет ничего, кроме гребаной грязи... бррр. Я наивно полагал, что весь мир вымощен асфальтом и снабжен тротуарами, но я жестоко ошибся. И когда я возвращаюсь назад, все, о чем я могу думать в такой момент, это "Спасибо кому-нибудь-там-кто-там, мы снова дома".
Если у него случается свободный день, который он может потратить на себя, Алекс любит поспать допоздна. "Львы спят по 18 часов в сутки", - подчеркивает он, - "и это как раз про меня". Он будет валяться в постели, слушая Radio Four, а потом, может быть - смотря по настроению - пойдет и прикупит немного сыра в близлежащем магазине Neal Street Dairy, или побреется в маленьком местечке в Holborn'е.
"Только когда я выхожу из дома и отправляюсь в магазин сыров, я ощущаю себя по-настоящему счастливым". - признается Алекс. - "И еще самые простые удовольствия - такие, как приготовление пищи, складывание паззлов, бесцельный просмотр телевизора... Я могу приготовить вам даже настоящий Йоркширский пуддинг (для справки: классический пуддинг готовится два дня - прим. перев.). Мясо готовить очень просто, а вот вы попробуйте хорошо приготовить овощи! Это сказал еще Трумэн Кэпот (Truman Capote; для справки - один из самых любимых писателей Алекса). О, и еще, к моему несказанному удовлетворению, в нашем районе недавно появился новый филиал Marks & Spencers - я большой поклонник супермаркетов".
Вы предпочитаете их Tesco Metro?
"Вообще-то, в этих Tesco Metro все с самого начала пошло наперекосяк", - жалуется он. - "Они превратились в магазины, в которых торгуют этими ужасными УЖЕ УПАКОВАННЫМИ сандвичами, и вообще всякими такими штуками для туристов. Зайдите в любой из этих магазинов - вы когда-нибудь где-нибудь видели такую пропасть народу, уткнувшегося носами в карты? Одуреть можно. Я вот, например, вообще никогда не заглядываю ни в какие факучие карты (ну еще бы, ты просто отлавливаешь несчастных фанатов и заставляешь их показывать тебе город и кормить тебя ужином. И потом еще врешь про пиратские альбомы - прим. перев.))). Когда я в иностранном городе, я даже не имею никакого хренового понятия, о том, где именно я нахожусь. Я, блин, не расписывался в факаном фашизме этих комплексных туристических поездок с заранее проплаченными и известными маршрутами".
Алекс уверен в том, что наше поколение - это первое поколение людей, способных совершенно свободно перемещаться по миру. Он считает это крайне важным потому, что, по его убеждению, людям следует постоянно искать все новые и новые причины, по которым им захочется вновь просыпаться утром следующего дня.
"Разумеется, я тоже в постоянном поиске", - прибавляет он. - "и, если я могу, я всегда предпочту проснуться не дома, а где-нибудь в другом месте. Вот почему я начал пилотировать самолеты".
Два года назад Алекс Джеймс и Дейв Раунтри были, пожалуй, самой странной и непредсказуемой блёр-партией. В музыкальном отношении, оно, конечно, вовсе не так уж странно, а вполне закономерно, ибо это называется ритм-секцией, но вот если брать чисто человеческий фактор... Дейв, наш застенчивый ударник, давно уже был абсолютно глух и слеп по отношению к манящему миру выпивки и вставляловки, а Алекс... Алекс всегда был Алексом. Но вещи имеют обыкновение меняться и иногда переворачиваться с ног на голову.
"Вообще-то это и впрямь странновато", - соглашается Алекс. - "Моим главным Blur-другом с незапамятных времен был Грэм, но на данный момент я чаще общаюсь с Дейвом."
"Вы разговариваете о полетах? "
"Ну разумеется!"
"И о чем именно? "
Алекс выглядывает в окно.
"Ну, например, как сегодня, мы проверяем по нашим специальным ППС, подходит ли данный день для полета. ППС - Предписания Пилотам Самолетов. Другими словами, хреновый или не хреновый ли сегодня день, чтобы немножко полетать. Сегодня - хреновый".
С тех пор и по эту пору, что бы не понадобилось Алексу или Дейву в Европе, они отправляются туда самостоятельно.
"Это невероятно расширяет наши возможности". - говорит Алекс. - Если, например, вам нужно в Амстердам, и вы летите туда коммерческим рейсом одной из авиакомпаний, вы даже ни фига не представляете, каким маршрутом пролетает ваш самолет, просто кошмар что такое. Но если вы вылетите туда сами, вы знаете, что вам нужно будет прокладывать курс с севера Лондона на юго-восток, к Дувру... Все это похоже на те же ощущения, которые вы испытываете, когда ваш самый первый друг правдами-или-неправдами достает машину, вам семнадцать, и совершенно неожиданно близкие, как казалось еще вчера, горизонты КАА-ААК отпрыгнут!.." - Он замолкает на мгновение, и быстро прибавляет. - "Я знаю, что все, что я говорю, здорово воняет всей этой рок-звездятиной, но основная причина, по которой мы летаем, это то, что нам необходимо часто бывать в других странах; и если мы можем добраться туда своими силами... что же, прекрасно."
Вторая причина, по которой Алекс получает удовольствие от полетов, заключается в том, что они привносят в его жизнь дисциплинированность и порядок. "Вы не имеете права думать в полете о чем-то, кроме самого полета. Для таких факаных умников, как я, это - то, что нужно, я подразумеваю ответственность. Приходится контролировать очень много процессов, на остальное просто нет времени, так что пилотирование - это почти та же медитация; по крайней мере, отрешенность от всего в полете сравнима с дзен-буддистской доктриной созерцания. И к тому же, пилотирование самолета обходится куда дешевле, нежели парковка машины в Ковент-Гардене".
"Что?! "
"Честно! " - клятвенно уверяет Алекс. - Мой самолет небольшой (серии The Grumman, модель AA5), для посадки ему требуется совсем мало места, за час я могу покрыть на нем без малого 120 миль, за час я долетаю до Франции! и к тому же, сумма страховки куда меньше, чем я плачу за автомобиль".
Несмотря на всякие оговорки, Алекс смело отдает отчет в том, что жизнь, которую он ведет, не является Обычной Жизнью в общепринятом смысле, а мир, в котором он живет, нельзя назвать вполне Реальным Миром. Но, например, затем он может полететь на Каннский кинофестиваль, и убедиться, что существуют миры, на порядок менее реальные, чем его; и впрямь, встреча лицом к лицу со знаменитостями того уровня, где целые города создаются и разрушаются за день, и где кто-то к тому субботнему полудню уже успел одолжить ему моторный катер, не может не впечатлять. Он пил вместе с Эваном МакГрегором (Ewan McGregor), вовсю рассекал французские воды со своими новыми приятелями на катере, остановился в лучшем номере лучшего отеля...
"А после, на следующее утро", - рассказывает он, - "вернее, где-то часов в двенадцать утра, когда вся эта банда разъехалась, я обнаружил, что какая-то зараза стаскивает меня с кровати за ногу, а другая зараза орет в смысле того, что мой номер уже давно не мой, и я должен проваливать подальше и побыстрее... Моих приятелей-гонщиков-на-катере нигде не видать. Понимаете, за сутки я побывал и богатейшим из людей, и нищим. Вот что я называю настоящим сокровищем в микрокосме музиндустрии. Я не представляю, как можно прожить жизнь тихо и в одиночку. Бывают моменты, когда кажется, что ты кубарем катишься по наклонной, все ниже и ниже, а потом совершенно неожиданно оказывается, что ты летишь на Марс. Жизнь, мать ее, становится все загадочнее и непредсказуемее, как я погляжу".
Вот вам неплохой примерчик, кстати... Как-то в самом конце очередной затянувшейся ночи 1998 года Алекс и Дейв, новые приятели-пилоты, видимо, чтобы обмыть такое дело, а может, и в результате обмывки, твердо вознамерились взять да и начать не что-то там, а целую новую британскую космическую программу. Сказано - сделано? Скажите, какой процент из внезапно одержимых такой, чего уж там, бредовой ночной идеей людей не постебался бы хорошенько над этим своим намерением следующим утром?.. Алекс и Дейв не сделали ничего подобного, а совсем наоборот, проспавшись, позвонили своему менеджеру, который, благодаря небольшому удачному совпаденьицу, жил как раз по соседству с одним чувачком, работающим в компании, связанной с производством или, не знаю, запуском искусственных спутников. Упомянутый чувачок сделал главное - познакомил бравых летчиков с небезызвестным профессором Колином Пиллингером, владельцем Грешампской обсерватории; а уж этот товарищ в свою очередь как раз изобрел хитрую машину, позволяющую расковырять марсианский грунт, распознать в нем наличие карбонатов и доказать таким изощренным, но, как видимо, пока единственно доступным ныне способом существование жизни во вселенной.
"Вот вопрос, который волновал умы еще на заре зарождения разумной жизни здесь, на Земле". - прибавляет Алекс. - "Теперь у нас есть технологии, теперь на нашей стороне все последние научные достижения, и все, чего нам недостает - финансирования. Впрочем, как и всегда."
"Как дорого может обойтись все это? "
"Миллионы фунтов стерлингов - за один километр по направлению к Марсу. На дворе 1999 год, и мы вроде как должны уже приступать к строительству какого-нибудь растреклятого звездолета, но все, чем пока мы заняты, так это пестованием дурацких нигилистических настроений типа "Нах это вообще нужно, если это все так нудно?!.." Знаете, люди вечно воображают что-то - то им кажется, что они не могут петь, то словно бы им не дается математика, то еще такую ерунду, будто бы их волосы - противного мышино-коричневого оттенка. Мне доводилось видеть мышей, но никогда - волос такого цвета, но людям, как видно, нравится безоговорочно верить в то, что они не очень музыкальны или ничего не смыслят в науке. А это просто неправда".
И вот таким он начинает свой четвертый десяток, наш Алекс Джеймс, мечтатель и мыслитель, решивший, наконец, что пора что-то делать со своими мечтами и мыслями.
"Пока я не могу представить себе ничего более лучшего, чем эта экспедиция на Марс", - говорит он. - "ведь это так интересно. Дэмиен собирается намазюкать на борту модуля ряд точек, чтобы ученые могли откалибровать по ним систему стереосьемки. Знаете, Blur вообще-то вполне кредитоспособный, окупаемый проект, и люди всегда очень хорошо к нам относились, так почему бы и нам, в конце концов, не сделать что-то полезное?.. И если Колин и впрямь откроет наличие другой жизни, неужели это не станет величайшим открытием нашего времени? Подумайте, разве это не потрясающе, такие перспективы?.. А ведь все началось с одного полуночного разговора. Вот именно такие вещи и являются для меня настоящим наркотиком".
4 часа дня в Колонном Зале, и солнечные лучи отмечают течение времени, скользя по желтым от никотина стеклам. По телевизору идет футбольный матч. Алекс прилежно осваивает азы профессии бармена вместе со своим очередным приятелем и по совместительству совладельцем их общего лейбла Turtleneck Records Яном Кеннеди (Jan Kennedy). В данный момент Алекс увлечен мыслью о том, что Turtleneck должен начать небольшую войнушку с поп-лейблами. "Вообще-то это Polydor хочет всякой поганой стрельбы насмерть, потому что они пытаются доказать мне, что Boyzone полностью завоевали рынок. Дерьмо". - он сплевывает. - "Поганая музыка есть поганая музыка, и она погано сказывается на вашем самочувствии и творит всякие поганые штуки с вашей душой. А это еще хуже, чем самые поганые наркотики".
Со своим лейблом Turtleneck Алекс планирует поднять новую волну "громкой, грязной, противной музыки, и еще побольше хэви-метала. Хочу создать новую андерграундную прослойку неформатной бодяги". Он тянется к бутылке темного густого бренди. "Только не это, Алекс" - вмешивается владелец клуба Майкл Уохас. - "Еще слишком рано".
Протирая бокалы, Алекс рассказывает, что во время своего последнего выступления Blur фактически исполнили свою собственную историю - сингл за синглом, в порядке очередности.
"Было просто здорово", - улыбаясь, говорит он, - "а 'Bang' так вообще звучала роскошно." - он замолкает на мгновение, - "Только не думаю, что мы когда-либо еще раз сыграем эту проклятую песню. Черт знает что такое, более поганый текст еще поискать надо. Дэнни Миноуг (Danni Minogue) выбрала, помнится, 'Bang' отстоем недели в журнале Number One. 'Modern Life Is Rubbish', вот этим можно гордиться. Просто невероятно, как много тогда мы думали над этим альбомом! Теперь мы планируем на следующем нашем выступлении отыграть 'The Great Escape' весь, целиком, и узнать, сможем ли мы после такого унести ноги со сцены, но когда я вспоминаю 'Modern Life' ...этот альбом ведь и впрямь был нашим настоящим стартом, вам не кажется?"
Пара средних лет стоит перед барной стойкой в довольно, как кажется, дурном настроении. Они заказали бутылку шампанского, но разлита до сих пор только ее половина. "О, простите", - на лице Алекса отображается искреннее раскаяние, - "понимаете, я здесь случайно, в общем-то, заменяю своего друга - он очень устал."
В последующие часы и на протяжении всего вечера Алекс являет собой воплощенное покаяние и смирение. Впрочем, одну маленькую жалобу из него все-таки удается вытянуть.
"Помните, вы говорили что-то о претенциозности в начале нашего разговора? " - начинает он. - "Так вот, я хотел бы немного прояснить свою точку зрения по этому поводу. Понимаете, ведь все, что мы делали, делалось в спешке, буквально на бегу. Это всегда был хаос. Да, разумеется, и Деймон иногда может чуть-чуть раздражать - например, тем, как он носится со своими убеждениями, как на вкладке альбома 'Blur'...храни его Господь, конечно, но то, что мы ощущаем иногда по отношению друг к другу, похоже на чувства, которые испытывают члены одной семьи. Что-то вроде "Не лезь не в свое дело, не суй свой нос." Да, мы постоянно ссоримся по мелочам и из-за всякой ерунды, но это, как мне кажется, неотделимые наши составляющие, такие отношения. Мы не даем никому из нас свихнуться".
"Чем бы были Blur, не будь тебя с ними? "
"Ну, как по-твоему, чем бы они были, если в те времена, когда я примкнул к ним, они были полным дерьмом?"
Алекс Джеймс из Blur
Час ночи в биллиардной клуба Groucho. Первозданный хаос. Все самозабвенно орут. Алекс находится у биллиардного стола. Поскольку никто из присутствующих не в состоянии вести нормальную игру, Алекс обучает всех желающих искусству игры под говорящим заголовком *Вокруг Розового Шара*, суть которой состоит в том, что игрок должен обвести белый шар вокруг того самого розового, не задевая бортов бильярда. Он только что выиграл в этой своей свежеизобретенной игре 9 фунтов, этот великий комбинатор, и потому стоит у стола, гордо обозревая окрестности в поисках очередных партнеров, читай достаточно пьяных придурков. На нем старая, шоколадно-коричневого цвета футболка, которая со времен какого-то из японских концертов еще аж в 1992 году навеки приобрела небольшое пятно, по форме напоминающее Африку; пятно располагается в районе едва заметного, но все еще заметного-таки маленького пивного пуза. Его постепенное исчезновение (пуза), вызвано, как кажется, полным отказом Алекса от употребления этого напитка; доподлинно известно и то, что он больше не пьет абсент.
"Ну, как вам это нравится? " - восклицает он, глаза его сияют. - "Шизиотство. Телевизионщикам следовало бы рекламировать это по ящику. А выпивка!.. Если то, что вам наливают, набодяжили химики, или оно розового цвета, или - о, ужас - бродяги стараются разбавлять это водой, тогда это полное и вредное для здоровья г... но продавайте это в Groucho по десять фунтов порция, всобачьте в бокал вишню - вот увидите, через неделю какой-нибудь кретин обязательно напишет о вашем пойле восторженную заметку в The Guardian. Воорбажаю", - он широко ухмыляется, - "если бы эти придурки попробовали продать такое в Борнмуте! Да их бы там поубивали, честное слово".
"Является ли абсент одной из тех вещей, по которым ты скучаешь и хотел бы вернуть? "
"О, нет, надеюсь, такой подлости не произойдет. Нах. Кстати, я полагаю, кто-нибудь из присутствующих просто обязан записать эти мои слова". - провозглашает он, простирая указующий перст в направлении безумства, царящего в Groucho. - "Дело не столько в том, что происходят все эти эксцентрические штуки, сколько в той завидной регулярности, с которой они случаются. Сотни факаных раз в день. Что-то вроде этого описано в "Пыли" Кевина Сэмпсона (Powder by Kevin Sampson)- советую прочесть, чтобы было понятнее. Наши биографии тоже подходят, но та история более последовательна".
Он незаметно проскальзывает за фортепиано, и вот оно под его чутким руководством и не без помощи пары симпатичных дамочек начинает наполнять помещение странными детскими мелодиями. Позже - не важно, скольким позже - я застаю Алекса в чуть более спокойной обстановке нижнего зала, покупающим спиртное. Да, снова здорово. Как вы понимаете, все его ранее утвержденные установки разом послетали с предохранителей. И поскольку все присутствующие уже очень, ОЧЕНЬ пьяны, Алекс удаляется в тихий уголок бара, и теперь сидит там, созерцая творящееся вокруг него умопомешательство.
"Тебе тридцать, Алекс. Тебе нравится, как это звучит? "
"Нет". - отвечает он. - "Это ужасно. Предыдущие десять лет я провел шестнадцатилетним, и тут вдруг на тебе - мне, оказывается, 30. Знаете, тело просто не может смириться с такой подлостью. Вы долго не сознаете, что происходит - до тех пор, пока однажды вам в руки не попадает ваша же фотография двухгодичной давности - и все, что приходит на ум, когда вы видите себя на ней, это "Мааать твою, что за!.."
"Ты переживаешь по этому поводу? "
"Если что-то заставляет вас чувствовать себя несчастным, вам следует просто прекратить это делать". - Алекс зажигает сигарету. - "Кроме героина. Не могу поручиться насчет героина и подобной дряни - никогда его не принимал. Я думаю, самый ценный эффект заключается в том, что люди под ним могут много и долго. Но мне это неинтересно - я теперь редко выхожу прогуляться, может раз или два в неделю. С понедельника до среды, и с четверга до воскресенья, не больше [Вздох]. А вообще это легко - быть таким ироничным козлом, когда ты думаешь о себе как о последнем ублюдке, когда ты о себе самого нижайшего мнения".
"Можешь ли ты назвать себя счастливым на данный момент?"
"Нет. Я уже очень давно ничего не писал, а это тревожный фактор. Пытался вести дневники, но тут как раз сработал один из этих гнусных необязательных принципов Хайсенберга (Heisenberg Uncertainty Principle). Ну, это как только в вашей жизни начинается что-то достаточно интересное, для того, чтобы заносить это в дневник, у вас просто не остается времени, чтобы вести его".
"Тебе нравится одиночество?"
"Нннуу, вообще-то... не знаю, не то чтобы нравится... Я предпочитаю быть в центре хаоса. Напиваться в одиночку - плохо, это называется алкоголизм".
"Каким ты видишь себя в 40? "
"Произносящим сакраментальное: "Ну, баста, самое время прекратить все это, это просто не может так дальше продолжаться". Но ведь будущее - это самое неизвестное и самое засекреченное, что только есть, разве нет?"
Алекс любит читать Фитцджеральда по ночам - конечно, когда он не на очередной из своих бесконечных веселых попоек. Рассказ, который он осилил недавно, называется *Возвращение в Вавилон* (Babylon Revisited); в нем идет речь о человеке, пропивающим свои ночи примерно в 1920-е гг. в Париже. По ходу действия жена этого человека умирает, и он, протрезвев, должен отправиться домой.
"Меня с полной уверенностью можно считать одним из персонажей Фитцджеральда, мои лондонские ночи ничем не отличаются от тех, что описывает он". - говорит Алекс. - "Она может начаться в ресторане Ivy, где я буду вместе с Джоном Траволтой, и кончиться в каком-нибудь поганом баре типа Venus с каким-нибудь там, не знаю, Фрэдом Уэстом. Один из главных вопросов, который вы постоянно задаете себе, если ведете такую жизнь, звучит примерно так: "Не кажется ли тебе, что ты весьма рискуешь?" - знаете, это такой лейтмотив всех песен во славу жизни, которые вроде как изредка побуждают вас попробовать воспарить над всей этой клоакой... Но иногда кажется, что в жизни нет ничего важней, чем все это."
Вечер окончен. Алекс звонит Select неделю спустя. В данный момент, сообщает он, они с Дейвом, его новым лучшим другом, находятся на авиационном салоне в Париже. Он гордо информирует нас о том, что не брал ни капли спиртного в рот с той ночи в клубе. О, и, разумеется, он только что приобрел себе батут.
select.com, 09.01.1999 г. Перевод: reos
